Как писатель с мировым именем Лев Толстой рассуждал о совершенном учении Иисуса Христа.

Я понял учение Христа не так, как я понимал его прежде.


В своей статье 
 "В чем моя вера? "очень понятно и наглядно классик мировой литературы Лев Толстой описывает, как он самостоятельно разбирался в дебрях православно-самодержавного мировоззрения , то есть православной веры, и потратил на это три года. 
Как писатель с мировым именем Лев Толстой  рассуждал о совершенном учении Иисуса Христа?

Эта статья довольно интересная, понятная и поучительная. Не пропустите её! Это совсем не то, что толкуют детям наивные учителя во время их обучения в школе.
Человек, который стремится улучшить себя почти во всем, будет во многом отличаться от остальных людей сего грешного мира. Иначе быть не может.
Он становится известным этому миру надолго, а то и на века.

В первую очередь я назвала бы таким известным человеком - писателя и мыслителя мирового значения - Льва Николаевича Толстого.

Его знаменитые произведения -

  • В чём моя вера”,
  • “ Исповедь”,
  • “Что нам теперь делать?”- посвящены именно размышлению о совершенстве человека, то есть точному учению Иисуса Христа.
Тщательно, с верой и с любовью он  долго исследовал Священные Писания - Библию. Он пришел к выводу, который его самого ошеломил, как он - гений мировой литературы находился в заблуждении православного языческого мышления многие годы? !..

Л. Н. Толстой. 1881 г. 
Итак, читаем его статью "В чем моя вера? "и размышляем вместе с писателем. 

"Я прожил на свете 55 лет и, за исключением 14 или 15 детских, 

35 лет я прожил нигилистом в настоящем значении этого слова - в смысле отсутствия всякой веры.

Пять лет тому назад я поверил в учение Христа — и жизнь моя вдруг переменилась: 
  • мне перестало хотеться того, чего прежде хотелось, и стало хотеться того, чего прежде не хотелось. 
  • То, что прежде казалось мне хорошо, показалось дурно, и то, что прежде казалось дурно, показалось хорошо. 
  • Со мной случилось то, что случается с человеком, который вышел за делом и вдруг дорогой решил, что дело это ему совсем не нужно,— и повернул домой. 
  • И всё, что было справа, — стало слева, и всё, что было слева, — стало справа: прежнее желание — быть как можно дальше от дома — переменилось на желание быть, как можно ближе от него.
Направление моей жизни — желания мои стали другие: и доброе, и злое переменилось местами. Всё это произошло оттого, что я понял учение Христа не так, как я понимал его прежде.

Я не толковать хочу учение Христа, я хочу только рассказать, как я понял то, что есть самого простого, ясного, понятного и несомненного, обращенного ко всем людям в учении Христа, и как то, что я понял, перевернуло мою душу и дало мне спокойствие и счастие.

Все христианские церкви всегда признавали, что все люди, неравные по своей учености и уму, — умные и глупые, — равны перед богом, что всем доступна божеская истина. Христос сказал даже, что воля бога в том, что немудрым открывается то, что скрыто от мудрых.

Не все могут быть посвящены в глубочайшие тайны - дебри догматики, гомилетики, патристики, литургики, герменевтики, апологетики и др., 

но все могут и должны понять то, что Христос говорил всем миллионам простых, немудрых, живших и живущих людей.

Разбойник на кресте поверил в Христа и спасся. Неужели было бы дурно и для кого-нибудь вредно, если бы разбойник не умер на кресте, а сошел бы с него и рассказал людям, как он поверил в Христа.

  • Я так же, как разбойник на кресте, поверил учению Христа и спасся. И это не далекое сравнение, а самое близкое выражение того душевного состояния отчаяния и ужаса перед жизнью и смертью, в котором я находился прежде, и того состояния спокойствия и счастия, в котором я нахожусь теперь.
  • Я, как разбойник, знал, что жил и живу скверно, видел, что большинство людей вокруг меня живет так же. 
  • Я так же, как разбойник, знал, что я несчастлив и страдаю и что вокруг меня люди также несчастливы и страдают, и не видал никакого выхода, кроме смерти, из этого положения. 
  • Я так же, как разбойник к кресту, был пригвожден какой-то силой к этой жизни страданий и зла. 
  • И как разбойника ожидал страшный мрак смерти после бессмысленных страданий и зла жизни, так и меня ожидало то же.
Во всем этом я был совершенно подобен разбойнику, но различие мое от разбойника было в том, что он умирал уже, а я еще жил. 
Разбойник мог поверить тому, что спасение его будет там, за гробом, а я не мог поверить этому, потому что кроме жизни за гробом мне предстояла еще и жизнь здесь. 
А я не понимал этой жизни. Она мне казалась ужасна. И вдруг я услыхал слова Христа, понял их, и жизнь и смерть перестали мне казаться злом, и, вместо отчаяния, я испытал радость и счастье жизни, не нарушимые смертью.

Неужели для кого-нибудь может быть вредно, если я расскажу, как это сделалось со мной?

Почему я прежде не понимал учения Христа?

О том, почему я прежде не понимал учения Христа и как и почему я понял его, я написал два большие сочинения: 

  1. Критику догматического богословия и 
  2. новый перевод и соединение четырех Евангелий с объяснениями. 

В сочинениях этих я методически, шаг за шагом стараюсь разобрать всё то, что скрывает от людей Истину, (читайте мою статью) и стих за стихом вновь перевожу, сличаю и соединяю четыре Евангелия.

Работа эта продолжается уже шестой год.
 










Каждый год, каждый месяц я нахожу новые и новые уяснения и подтверждения основной мысли, исправляю вкравшиеся в мою работу, от поспешности и увлеченья, ошибки, исправляю их и дополняю то, что сделано. Жизнь моя, которой остается уже немного, вероятно, кончится раньше этой работы. Но я уверен, что работа эта нужна, и потому делаю, пока жив, что могу.

Такова моя продолжительная внешняя работа над  Евангелиями. Но внутренняя работа моя, та, про которую я хочу рассказать здесь, была не такая.

Это не было методическое исследование богословия и текстов Евангелий, — это было мгновенное устранение всего того, что скрывало смысл учения, и мгновенное озарение светом истины. 


Это было событие, подобное тому, которое случилось бы с человеком, тщетно отыскивающим по ложному рисунку значение кучи мелких перемешанных кусков мрамора, когда бы вдруг по одному наибольшему куску он догадался, что это совсем другая статуя; и, начав восстановлять новую, вместо прежней бессвязности кусков, на каждом обломке, всеми изгибами излома сходящимися с другими и составляющими одно целое, увидал бы подтверждение своей мысли. Это самое случилось со мной. И вот это-то я хочу рассказать.
Как я нашел ключ к пониманию учения Христа.

Я хочу рассказать, как я нашел тот ключ к пониманию учения Христа, который мне открыл истину с ясностью и убедительностью, исключающими сомнение.

Открытие это сделано было мною так: С тех первых пор детства почти, когда я стал для себя читать Евангелие, во всем Евангелии трогало и умиляло меня больше всего то учение Христа, в котором проповедуется любовь, смирение, унижение, самоотвержение и возмездие добром за зло. Такова и оставалась для меня всегда сущность христианства, то, что я сердцем любил в нем, то, во имя чего я после отчаяния, неверия признал истинным тот смысл, который придает жизни христианский трудовой народ, и во имя чего я подчинил себя тем же верованиям, которые исповедует этот народ, т. е. православной церкви.
Что оттолкнуло меня от церкви?

Но, подчинив себя церкви, 


  • я скоро заметил, что я не найду в учении церкви подтверждения, уяснения тех начал христианства, которые казались для меня главными; 
  • я заметил, что эта дорогая мне сущность христианства не составляет главного в учении церкви. 
  • Я заметил, что то, что представлялось мне важнейшим в учении Христа, не признается церковью самым важным. Самым важным церковью признается другое. 
  • Сначала я не приписывал значения этой особенности церковного учения. «Ну что ж, — думал я, — церковь, кроме того же смысла любви, смирения и самоотвержения, признает еще и этот смысл догматический и внешний. Смысл этот чужд мне, даже отталкивает меня, но вредного тут нет ничего».
Но чем дальше я продолжал жить, покоряясь учению церкви, тем заметнее становилось мне, что эта особенность учения церкви не так безразлична, как она мне показалась сначала. 

  • Оттолкнули меня от церкви и странности догматов церкви, 
  • и признание и одобрение церковью гонений, казней и войн, 
  • и взаимное отрицание друг друга разными исповеданиями; 
  • но подорвало мое доверие к ней именно это равнодушие к тому, что мне казалось сущностью учения Христа, и, напротив, пристрастие к тому, что я считал несущественным.

Что же было здесь все-таки не так - в этих запутанных догматах ?

Мне чувствовалось, что тут что-то не так. 


Но что было не так, я никак не мог найти; не мог найти потому, что учение церкви не только не отрицало того, что казалось мне главным в учении Христа, но вполне признавало это, но признавало как-то так, что это главное в учении Христа становилось не на первое место.
Я не мог упрекнуть церковь в том, что она отрицала существенное, но признавала церковь это существенное так, что оно не удовлетворяло меня. Церковь не давала мне того, чего я ожидал от нее.

Я перешел от нигилизма к церкви только потому, что сознал невозможность жизни без веры, без знания того, что хорошо и дурно помимо моих животных инстинктов. 

Знание это я думал найти в христианстве. Но христианство, как оно представлялось мне тогда, было только известное настроение — очень неопределенное, из которого не вытекали ясные и обязательные правила жизни.

И за этими правилами я обратился к церкви. Но церковь давала мне такие правила, которые нисколько не приближали меня к дорогому мне христианскому настроению и, скорее, удаляли от него.
Что мне было нужно в жизни для покоя?

И я не мог идти за православием. Мне была нужна и дорога жизнь, основанная на христианских истинах; а церковь мне давала правила жизни, вовсе чуждые дорогим мне истинам. 

Правила, даваемые церковью о вере в догматы, о соблюдении таинств, постов, молитв, мне были не нужны; а правил, основанных на христианских истинах, не было.

Мало того, церковные правила ослабляли, иногда прямо уничтожали то христианское настроение, которое одно оно давало смысл моей жизни.

Смущало меня больше всего то, что всё зло людское —осуждение частных людей, осуждение целых народов, осуждение других вер и вытекавшие из таких осуждений:казни, войны, всё это оправдывалось церковью.

Учение Христа о смирении, неосуждении, прощении обид, о самоотвержении и любви на словах возвеличивалось церковью, и вместе с тем одобрялось на деле то, что было несовместимо с этим учением.

Неужели учение Христа было таково, что противоречия эти должны были существовать? Я не мог поверить этому.

Кроме того, мне всегда казалось удивительным то, что, насколько я знал Евангелия, те места, на которых основывались определенные правила церкви о догматах — были места самые неясные;

те же места, из которых вытекало исполнение учения, были самые определенные и ясные. А между тем догматы и вытекающие из них обязанности христианина определялись самым ясным, отчетливым образом;

об исполнении же учения  Иисуса говорилось в самых неясных, туманных, мистических выражениях.

Неужели этого хотел Христос, преподавая свое учение? Разрешение моих сомнений я мог найти только в Евангелиях.
Как я исследовал Евангелия - благую весть ?

И я читал и перечитывал их. Из всех Евангелий, как что-то особенное, всегда выделялась для меня нагорная проповедь. И ее-то я читал чаще всего. Нигде, кроме как. в этом месте, Христос не говорит с такою торжественностью, нигде он не дает так много нравственных, ясных, понятных, прямо отзывающихся в сердце каждого правил, нигде он не говорит к большей толпе всяких простых людей.

Если были ясные, определенные христианские правила, то они должны быть выражены тут. В этих трех главах Матфея я искал разъяснения моих недоумений.



Много и много раз я перечитывал Нагорную проповедь - 


(книга Матфея - 5 глава - онлайн) и всякий раз испытывал одно и то же: восторг и умиление при чтении тех стихов о подставлении щеки, отдаче рубахи, примирении со всеми, любви к врагам — и то же чувство неудовлетворенности. Слова бога, обращенные ко всем, были неясны.

Поставлено было слишком невозможное отречение от всего, уничтожавшее самую жизнь, как я понимал ее, и потому отречение от всего, казалось мне, не могло быть непременным условием спасения.

А как скоро это не было непременное условие спасения, то не было ничего определенного и ясного. Я читал не одну нагорную проповедь, я читал все Евангелия, все богословские комментарии на них.

Богословские объяснения о том, что изречения нагорной проповеди суть указания того совершенства, к которому должен стремиться человек, но что падший человек — весь в грехе и своими силами не может достигнуть этого совершенства, что спасенье человека в вере, молитве и благодати, — объяснения эти не удовлетворяли меня.

Я не соглашался с этим, потому что мне всегда казалось странным, для чего Христос, вперед зная, что исполнение его учения невозможно одними силами человека,

дал такие ясные и прекрасные правила, относящиеся прямо к каждому отдельному человеку? Читая эти правила, мне всегда казалось, что они относятся прямо ко мне, от меня одного требуют исполнения.

Читая эти правила, на меня находила всегда радостная уверенность, что я могу сейчас, с этого часа, сделать всё это. И я хотел и пытался делать это; но как только я испытывал борьбу при исполнении, я невольно вспоминал учение церкви о том, что человек слаб и не может сам сделать этого, и ослабевал.

Мне говорили: надо верить и молиться.

Но я чувствовал, что я мало верю и потому не могу молиться. Мне говорили, что надо молиться, чтобы бог дал веру, ту веру, которая дает ту молитву, которая дает ту веру, которая дает ту молитву и т. д., до бесконечности.

Но и разум и опыт показывали мне, что средство это недействительно. Мне всё казалось, что действительны могут быть только мои усилия исполнять учение Христа.

И вот, после многих, многих тщетных исканий, изучений того, что было писано об этом в доказательство божественности этого учения и в доказательство небожественности его, после многих сомнений и страданий, я остался опять один с своим сердцем и с таинственной книгою пред собой.

Я не мог дать ей того смысла, который давали другие, и не мог придать иного, и не мог отказаться от нее. И только изверившись одинаково и во все толкования ученой критики, и во все толкования ученого богословия, и откинув их все, по слову Христа: если не примете меня, как дети, не войдете в царствие божие..., я понял вдруг то, чего не понимал прежде. Я понял не тем, что я как-нибудь искусно, глубокомысленно переставлял, сличал, перетолковывал; напротив, всё открылось мне тем, что я забыл все толкования.
Иисус Христос обновил учение из Ветхого Завета.

Место, которое было для меня ключом всего, было место из

V главы Матфея, стих 39-й:

«Вам сказано: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу»...

Я вдруг в первый раз понял этот стих прямо и просто.

Я понял, что Христос говорит то самое, что говорит.

И тотчас не то что появилось что- нибудь новое, а отпало всё, что затемняло истину, и истина восстала предо мной во всем ее значении. «Вы слышали, что сказано древним: око за око, зуб за зуб. А я вам говорю: не противьтесь злу».

Слова эти вдруг показались мне совершенно новыми, как будто я никогда не читал их прежде.

Прежде, читая это место, я всегда по какому-то странному затмению пропускал слова: а я говорю: не противься злу.

Точно как будто слов этих совсем не было, или они не имели никакого определенного значения.

Впоследствии при беседах моих со многими и многими христианами, знавшими Евангелие, мне часто случалось замечать относительно этих слов то же затмение. Слов этих никто не помнил, и часто, при разговорах об этом месте, христиане брали все Евангелие - от Матфея, от Луки, от Иоанна, от Марка ,- чтобы проверить, — есть ли там эти слова.



Также и я пропускал эти слова и начинал понимать только со следующих слов: «И кто ударит тебя в правую щеку... подставь левую...» и т. д. И всегда слова эти представлялись мне требованием страданий, лишений, не свойственных человеческой природе. Слова эти умиляли меня. Мне чувствовалось, что было бы прекрасно исполнить их. Но мне чувствовалось тоже и то, что я никогда не буду в силах исполнить их только для того, чтобы исполнить, чтобы страдать.

Я говорил себе: ну, хорошо, я подставлю щеку, — меня другой раз прибьют; я отдам, — у меня отнимут всё. У меня не будет жизни. А мне дана жизнь, зачем же я лишусь ее?

Этого не может требовать Христос.
Но теперь, когда я понял слова о непротивлении злу, мне ясно стало, что Христос ничего не преувеличивает и не требует никаких страданий для страданий, а только очень определенно и ясно говорит то, что говорит. 

Он говорит: «не противьтесь злу; и, делая так, вперед знайте, что могут найтись люди, которые, ударив вас по одной щеке и не встретив отпора, ударят и по другой; 
отняв рубаху, отнимут и кафтан; 
воспользовавшись вашей работой, заставят еще работать; будут брать без отдачи... 
И вот если это так будет, то вы все-таки не противьтесь злу. Тем, которые будут вас бить и обижать, все-таки делайте добро».

Лев Толстой о правительствах.
Сила правительств а в том, что у них в руках самопитающийся круг власти - колесо.
Что же собой представляет это колесо власти?
Ложные учения производят власть, а власть дает возможность распространять эти ложные учения, устраняя всё противное ему и обличающее.Все заботы властей о благе народа подобны тому, когда человек , топча молодые ростки, уродовал их и потом вылечивал их каждое деревце и траву отдельно.
О воспитании детей.
Это относится и к воспитанию детей. Слепота наша к делу воспитания поразительна.
Если люди власти умели подкупить церковь, чтобы она оправдывала их положение, то как же им не подкупить науку??
В книгах с важностью пишут- где есть права, там есть и обязанности.Какой смешной вздор и ложь! У человека есть только обязанности.
Люди переживают со времен не только Рима, но и со времен Вавилона период заблуждения. Оно состоит в направлении всех сил на материальное преуспевание .
И люди для этого преуспеяния жертвовали своим духовным благом, духовным совершенствованием. Произошло это от насилия одних людей над другими.

Для увеличения своего материального блага люди поработили своих братьев. Порабощение это признали законным и должным.И от этого извратилась мысль и наука. И эту ложную науку признали законной- и от этого все бедствия. 
Науки - "как правильно жить"- нет.
Если человек не духовное, а телесное существо, он неизбежно живет только для себя. Но жизнь для себя и духовная нравственность несовместимы.
Лев Толстой о вере и православии.
Некоторым людям нельзя даже и говорить про Истину и Добро - так они далеки от этого.
Они окружены таким толстым слоем соблазнов, что уже стали непроницаемы. И они не могут бороться с грехом, так как из-за соблазнов не видят Грех. В этом главная опасность и весь ужас соблазнов. 
Православные христиане не хотят сами служить Богу, а хотят, чтобы Бог им служил.
Положение людей, одурманенных ложной религией, все равно, как в игре жмурки. Завяжут глаза, да еще возьмут под мышки, да закрутят. А потом пустят.

Смотришь на людей, целующих икону, подлезающих под нее, обожающих и боящихся её. Если людей могли обмануть так, то нет обмана, на который бы они не поддались!...
Если ребенку раз или два внушено, что он должен верить. Что Бог- человек, что Бог - один из трёх. Одним словом, что 2*2=5.
Тогда орудие его познания навеки исковеркано. Подорвано доверие к разуму.
Страшный и неразрешимый вопрос: как могут люди умные и образованные -католики, православные, - верить в никчемность церковной средневековой веры. Это можно объяснить только гипнозом. Но чьим?
Как освободиться от гипноза?
Первое средство- нарушить связь с гипнотизером - Сатаной и медиумом - церковным средневековьем.
Наладить естественный образ жизни.
Начать подъем в область духовного - к Богу."

Позвольте мне сделать резюме по тезисам Л.Толстого.
Человек может менять разные религии до тех пор, пока не убедится, что эта религия и вера отвечает на все его вопросы.
К счастью такая религия на земле существует в единственном числе, основанная на ТОЧНОМ знании Библии. Иначе Богу не было бы смысла давать её для людей.
Ангелы с неба спускаться не будут, чтобы  объяснять её людям.
Достаточно было Иисусу всего лишь раз прийти на землю с этой же целью - и его помнят уже более 2 тысяч лет!
Он всегда ЦИТИРОВАЛ стихи из Ветхого Завета.
Делаем вывод -, чтобы разобраться в Библии и найти точную религию, необходимо ИССЛЕДОВАТЬ всю Библию ( Ветхий и Новый завет).

  • В Ветхом завете описывается религия иудеев через прямое общение с Богом  через ангелов, 
  • людей-пророков ( они говорили от имени Бога - Исайя, Иеремия, Даниил, Амос и многих других), 
  • через вещие сны( их сейчас нет, так как нет надобности в этом- все досконально уже описано в Библии),
  • через чудеса, хотя бы над египтянами, описанные в книге ИСХОД.
Кстати!!!! ПАСХА с древнееврейского языка означает ИСХОД из египетского рабства.
Почему же православные , ненавидя евреев и иудаизм, отмечают еврейскую пасху- это же праздник иудеев???!!
православные и католики не были же в египетском рабстве, зачем им праздновать иудейский Исход=Пасху?!!  Иисус и его апостолы - евреи по национальности.
Как можно отмечать древние иудейские праздники и в то же время ненавидеть людей еврейской национальности?!! Кстати, распяли Иисуса самые главные иудейские священники, настояв, чтобы римляне сделали это убийство своими руками. Какое коварство и жестокость.

Все эти объяснения найдете в Библии, никакой слепой Дарвин или наркоман Фрейд вам этого не объяснит.
Почему многие люди поголовно отмечают какие-то непонятные и дурацкие праздники. Вы же не кланяетесь сомнительному человеку, почему же тогда кланяются даже деревянным непонятным идолам - иконам, статуям
и непонятным КРЕСТАМ ( крест появился у тех же египтян еще до Иисуса).

И никакая так назывемая мировая религия, будь-то православие, католицизм, индуизм, буддизм, иудаизм даже этого объяснить не могут- им просто этого не дано.



Рекомендую прочитать статью "Записаны ли в Библии Божьи мысли?"

Комментариев нет:

Отправить комментарий

Пожалуйста , ОСТАВЛЯЙТЕ СВОИ КОММЕНТАРИИ , ИДЕИ и Задавайте вопросы. Можно писать анонимно .

Популярные сообщения

cy-pr

Проверка тиц pr